В 90-х в мужском одиночном катании задавали ритм парни из России. Трое из них Алексей Урманов, Алексей Ягудин и Евгений Плющенко тренировались у Алексея Мишина. Урманов был самым взрослым в группе и всегда находился немного в стороне. Ягудин и Плющенко познакомились, когда Алексею было 13, а Евгению — 11 лет. Отношения не сложились с самого начала. Плющенко переехал в Петербург из Волгограда, и Мишин активно опекал нового ученика.
«Женя с мамой жили в моей двухкомнатной квартире, — вспоминает Алексей Мишин в своей автобиографии «О чем молчит лед». — Муж моей сестры Василий, сам в прошлом лыжник высокого класса, носил им на квартиру еду: суп в баллоне, котлеты в кастрюле, компот». Остальные ученики Мишина не разделяли его симпатий к Плющенко. Сильнее всех переживал Ягудин. Так вышло, что в группе он всегда ощущал себя третьим лишним. Сначала боролся за внимание тренера с Урмановым, потом — с Плющенко.
«Чувство ревности к Евгению создало у Леши почти неуловимое недоверие к моим поступкам и решениям, — рассказывает Мишин. — Никогда за все время моей работы с ними у меня не было и в мыслях топить Ягудина ради Плющенко. Поскольку на олимпийскую путевку в Нагано претендовали сразу два моих спортсмена, мне дали возможность решать, кому из них ехать. Тогдашний президент Федерации фигурного катания Валентин Писеев однозначно высказывался за кандидатуру Жени. Но я решил: пусть на Игры едет тот, кто выиграет чемпионат Европы».
Во время чемпионата Европы отношения Ягудина с тренером окончательно разладились. Мишин считал Алексея недисциплинированным и открыто обсуждал это с коллегами, старался контролировать каждое движение и постоянно приводил в пример более предсказуемого и послушного Евгения. Дошло до того, что, принимая от кого-то из судей поздравления с победой Ягудина и серебром Плющенко, Мишин пожалел, что все сложилось именно так, а не наоборот. И дело, конечно, не только в медалях Евро-98. Просто Мишин понимал, что на Играх в Нагано им с Ягудиным снова придется терпеть друг друга.
Несмотря на все сложности в отношениях, в Японию Мишин и Ягудин ехали за победой. Но прямо перед произвольной программой Алексей заболел, сорвал несколько важных элементов и в итоге остался на обидном пятом месте.
«Ягудину всегда были свойственны юношеская бравада, напускная небрежность, — пишет Мишин. — Яркий пример: на контроле в Олимпийской деревне Нагано открывают его чемодан, а там в обнимку с коньками лежат две бутылки водки.
Иногда эта бравада сильно мешала ему. В Нагано он мог быть на пьедестале. Но после отличного проката в короткой программе он, приняв душ, сел на трибуну смотреть соревнования прямо под вентялиционной трубой. Я ему говорю: «Пересядь!» Подходит Артур Дмитриев, говорит: «Леша, пересядь». Не стал. В итоге — назавтра температура под 40 градусов, произвольная не задалась, упал с четверного. Хотя на тот момент был объективно сильнее Канделоро, занявшего третье место. Обидно…»
Для Ягудина самым ярким воспоминанием о первой Олимпиаде стало одиночество в «кисс-энд-крае».
«Сидя рядом со мной после произвольной программы, Алексей Николаевич не сказал мне ни слова. Когда на табло появились оценки, он ушел, оставив меня одного с моими чувствами. Я сделал вид, что не заметил его ухода. Встал и приветствовал зрителей, хотя внутри у меня все кипело. Отсутствие тренера вызывало у меня чувство неловкости. Я знал: он зол на меня за то, что я заболел. Но это же смешно! От него требовалось лишь посидеть рядом со мной пару минут, после чего мы могли бы уйти вместе».
Еще в Нагано Ягудин очень серьезно задумался о том, чтобы уйти от Мишина. Но впереди был чемпионат мира в Миннеаполисе, и он решил потерпеть. Вместо Ягудина начала действовать Федерация фигурного катания. После провала в Нагано чиновники решили заменить его на Плющенко.
На чемпионате мира у российских одиночников было две квоты. После победы на Играх в Нагано одна автоматически доставалась Илье Кулику. На вторую рассчитывал Алексей Ягудин. И в споре с Федерацией у него нашлись сторонники. Письмо, составленное в его защиту на тренировочном катке, подписали все, кроме Мишина.
«Позже я узнал: Мишин хотел, чтобы именно Женя стал следующим чемпионом мира. Я был растерян, не понимал, что мне делать. Тем не менее чиновники все же решили отправить меня и Кулика. Но вновь вмешался случай. Илья покинул любительский спорт. Это означало, что в Миннеаполис едем мы с Женей».
В Америке Ягудин чувствовал себя очень уверенно. Но проиграл квалификацию Плющенко, а произвольную программу — американцу Тодду Элдриджу. Правда, по сумме всех выступлений стал первым. Плющенко увез из Америки бронзу.
В это время в Ганновере уже бывший тренер Ильи Кулика Татьяна Тарасова пыталась прийти в себя после его решения об уходе и настраивалась на отдых с семьей. Ягудин спутал все планы телефонным звонком.
«Леша звонил мне из тура, — вспоминает Татьяна Тарасова в своей книге «Красавица и чудовище». — Звонил со словами: «Татьяна Анатольевна, возьмите меня к себе!» Я спросила, почему он собирается таким безобразным образом уйти от Алексея Николаевича, только что выиграв чемпионат мира? Леша ответил: «Я не собирался уходить от Алексея Николаевича, я его очень люблю и считаю его своим единственным учителем, даже больше — отцом. Но сейчас наши взаимоотношения, можно сказать, разорваны. Алексей Николаевич любит Женю и Лешу Урманова, а меня почти не замечает. Помогите мне, у вас же сейчас никого нет. Я вас не огорчу, буду много тренироваться, буду стараться».
Тарасова взяла две недели на то, чтобы все обдумать. Действующий чемпион мира Алексей Ягудин все это время находился в подвешенном состоянии. Он уже сообщил Алексею Мишину, что работать вместе у них больше не получится. Никаких вариантов, кроме Тарасовой, у него не было. Татьяна Анатольевна согласилась. Мишин в итоге признал: это решение пошло всем только на пользу.
Хотя сразу после расставания еще пытался задействовать административный ресурс. Когда Ягудин рассказал Валентину Писееву, что решил попробовать с Тарасовой, услышал: «Попробуешь — больше ничего не выиграешь». Это, конечно, преувеличение. Без побед Ягудин выступал только на чемпионатах России. У Плющенко их, наоборот, 10.
Начиная работать с Ягудиным, Тарасова тоже рисковала. И дело не только в отношениях с Федерацией, которые на тот момент и так оставляли желать лучшего. Ягудина, даже несмотря на звание чемпиона мира, в России в тренерских кругах называли «табуреткой». Спустя несколько месяцев совместной работы Тарасова добавила этому определению образности, и Ягудин стал «летающей табуреткой».
«Мне казалось, что Леша интересный парень, а все мои друзья звонили и говорили, кого же я взяла, я с ума сошла, он же кривой, косой, маленький, одним словом, никакой, — рассказывает Тарасова в книге. — А «никакой» со временем стал раскрываться и в актерском плане. Но сперва он тяжело работал над физикой, бегал кроссы по горам до умопомрачения, очень хотел мне понравиться. В глубине души я боялась его перетренировать, потому что навалилась на него со всей своей дурацкой мощью».
Через пару лет перед произвольной программой на чемпионате мира в Ванкувере Ягудину передадут письмо от Рассела Кроу, исполнителя главной роли в фильме «Гладиатор», на которого ориентировался фигурист, выходя на лед. Важный знак, что Ягудин справляется с ролью.
Еще через год на Олимпийских играх в Солт-Лейк-Сити Алексей Ягудин первым в истории мужского одиночного катания получит сразу четыре оценки «6.0» за артистизм. Восторг у судей вызовет образ таинственного узника Бастилиии из произвольной программы «Человек в железной маске». А короткая программа того сезона — «Зима» — до сих пор считается эталоном с точки зрения хореографии и образности.
Подпишитесь на канал Sport24 в Яндекс.Дзене
