В 2009 году 17-летний Магомедзайгид Зайгидов попал на тренировки к Абдулманапу Нурмагомедову, прозанимался некоторое время и пропал. 8 лет своей жизни он провел в статусе человека, зависимого от различных запрещенных веществ.
В один момент Зайгидов нашел в себе силы избавиться от привычки, погубившей тысячи людей. Сейчас ему 29, последние четыре года он ничего не употребляет, помогает другим побороть зависимость, практикует работу психологом и совмещает это с выступлениями в ММА, двигаясь с командой Хабиба Нурмагомедова.
Тут — откровенный рассказ Зайгидова о темных временах, путь преодоления, полезные советы от человека, который оступился, но встал на путь реабилитации, став сильнее, немного спорта, теплые воспоминания об Абдулманапе Нурмагомедове и много чего еще.
— Самый очевидный вопрос 29-летнему бойцу с двумя поединками в карьере. Где вы пропадали?— Здесь правильнее спросить: когда я заинтересовался выступлениями по ММА, когда я поверил, что могу этим заниматься, когда я приступил к этому? До этого у меня в жизни была неопределенность. Я не понимал, чего хочу, куда иду, чем занимаюсь. Я просто жил обычной жизнью. Хотя… Ее тяжело назвать обычной. Она немного сложная была.
Я начал тренироваться в 27, а спустя полгода выступил. Это был 2019 год, еще раз выступил в прошлом году. Скоро подерусь в третий раз. У меня нет опыта выступления в любителях по боевым видам единоборств, разве что улица и уличные драки. Но я всегда был в кругу ребят, которые занимаются и поддерживают себя в форме. Я соответствовал им и не был слабым на их фоне. У меня не было заинтересованности, не было приоритетов в плане профессиональной карьеры. В 27 подраться мне предложил Хабиб. Он первый, кто предложил мне попробовать свои силы и навыки в клетке. Помню, в Казахстане был турнир, где еще Тагир Уланбеков свой пояс защищал. Я тогда скептически к этому отнесся и вежливо отказался, подумал: «Бои в моем-то возрасте, выходить туда…» Спустя некоторое время мой близкий друг предложил бой за границей. Сначала я тоже ответил отказом. Но он мне сказал, что я подерусь на Кипре. Это все так заманчиво звучало. До этого момента я за границей не был ни разу. Меня даже не интересовали гонорар, условия контракта и с кем я дерусь. Единственный интерес — покупают ли они нам билеты туда и обратно и встретят ли они нас на месте. Думал: «Один раз выступлю, побываю за границей, и все на этом». А там в статусе почетного гостя был Хабиб. Мы встретились, он посмеялся и говорит: «Ты же сказал, что драться не будешь?» Я ему объяснил, что меня Кипр заманил. Сошлись на том, что я буду и дальше выступать, только в лиге GFC, в России. В прошлом году я провел первый бой, очень волнительный и сложный бой был. Результатом я доволен — победу отдали мне. Расстроила моя безответственность и непрофессиональный подход. Все из-за отсутствия опыта, ведь я даже не разминался, не высыпался перед боем, скинув большой вес. Проанализировал свои ошибки и к новому бою готовлюсь более ответственно и профессионально. Думаю, хорошо выступлю.
— В одном из интервью вы рассказывали, как в 2009 году, когда вам было 17, вы попали к Абдулманапу Нурмагомедову. Как это произошло?— В секцию к Абдулманапу меня привел мой старший брат, но заинтересованность проявил я сам. Рядом с моим домом есть футбольное поле, где был хороший газон. В то время в городе мало где было хорошее поле. Молодежь там собиралась и играла в футбол: Хабиб и все его друзья. Я выходил туда на пробежку, поиграть в футбол. Вижу, как ребята кусаются, ругаются, дерутся, один другого берет на треугольник, а тогда самбо только появлялось. Меня это заинтересовало. Захотелось научиться этому. Попросил старшего брата, одного из первых учеников Абдулманапа, Шахрудина. Он меня привел в зал, и в первый же день меня вдохновили слова Абдулманапа. Он подозвал к себе и спросил, как меня зовут, сколько я вешу, и сказал, что следующую тренировку я работаю со сборниками. Это огромная честь. У нас в зале человек 100, но зона, где лежали маты, она очень маленькая, чуть ли не четверть всего зала, и попасть туда и тренироваться вместе со сборниками в первый же день — для меня это было честью. В какой-то момент вдохновение взяло верх надо мной. Я пришел домой и заявил, что стану спортсменом. А мне говорят: «Какой спорт? Ты уже взрослый. Нужно работать, семье помогать». Я не стал отстаивать свои мечты, свои интересы, которые только зарождались во мне — оставил тренировки и ушел, попав в плохую компанию. Обычный сценарий.
— Самое яркое воспоминание из тех времен, когда вы еще были в спорте? Возможно, запомнились какие-то моменты работы с Абдулманапом.— В темные моменты своей жизни я часто вспоминал то время, иногда с сожалением, когда видел ребят и каких они успехов добились в спорте. Кто-то чемпион мира, кто-то выступает в серьезных организациях. Помню, как мы стояли кругом и тренировали борьбу вместе. У нас много было борьбы, как и сейчас. Только сейчас добавились элементы грэпплинга и появился тренер по ударной технике. А раньше у нас была только борьба. Боролись по кругу до балла. Помню, как спустя месяц тренировок я выиграл весь круг, какой я был довольный тогда. Среди ребят был Абубакар Нурмагомедов, Ислама [Махачева] не помню, Марат Магомедов был, Тагир Уланбеков был. Тогда мы были примерно одних размеров. Сейчас только Тагир остался маленьким — на 57 кг дерется. Такие воспоминания есть. Помню, как меня выбрали играть в баскетбол. Со всего зала в команду попадали всего 10 человек.
Помню, как дядя Манап не любил длинные прически, как он меня из строя вытягивал. Я пытался придерживаться новой тенденции, быть модным. Прическа называлась «итальянка» — чуть длинные волосы сзади и на ушах тоже волосы. Подобная прическа была у многих вольников и борцов, включая Мавлета Батирова. И он меня за волосы схватил, состриг немного и отправил через дорогу в парикмахерскую стричься. Были теплые воспоминания. Иногда думаю: «Был бы он сейчас…» Я очень хотел выступать под его руководством. Хотел бы, чтобы меня наставлял и тренировал такой человек.
— Вы говорили, что оставили тогда спорт из-за «неспособности воспринимать реальность, судьбу». Вы не осознавали свои перспективы. Это был единственный фактор, который увел вас из спорта? Потому что мы знаем Абдулманапа как сильного тренера и психолога, который на подсознательном уровне способен влиять на учеников. У вас не было желания остаться только из-за Абдулманапа?— Я пришел в зал, потренировался несколько месяцев. Естественно, другие ребята ходили намного дольше меня. По сравнению с ними у меня не было стабильности. Мои родные не были знакомы с Абдулманапом как с тренером. Обычно такое психологическое воспитание и техники проходят, когда задействованы родители и ребенок. Весь пазл должен был сложиться за определенное время. Или я должен был как-то себя проявить, чтобы тренер сконцентрировал свое внимание на мне и попытался меня удержать. Видимо, всего этого не произошло за такой короткий промежуток времени. Мое отсутствие никак не сказалось. В зале очень много талантливых ребят, которые сами изъявляют желание. Тогда я был не способен правильно воспринимать реальность. Сегодня я понимаю и осознаю, что у меня была возможность отстоять свою мечту, что я мог конструктивно пояснить родным и не уходить в себя, не ругаться с ними. Я мог бы сказать им: «Ваша рекомендация хороша, я согласен вам помогать, но при этом я хочу идти в своем направлении». Как-то можно было договориться. Гибкости в мышлении не хватило. Очень близко и остро воспринимал. Ни туда не пошел, ни сюда не пошел. Как говорят, сгорел дом на горе и сарай вместе с ним. Что-то подобное у меня получилось. Ушел из зала в, скажем так, мир иллюзий.
— «Темная сторона» и «мир иллюзий», как вы говорите. У всех разное представление об этом. Какие у вас были границы этой самой темной стороны?— Лучшие мои годы, включая подростковый период и период с 20 до 24 лет, прошли в таком ключе. Но я благодарен, что у меня был такой опыт, что мне удалось с этим справиться. Я многое извлек из этого. Благодаря такому опыту я имею специальность в этом направлении, имею работу в этом направлении. Я являюсь учредителем реабилитационного центра, где оказывают помощь зависимым. Благодаря этому опыту я понимаю, что в этой жизни у меня есть выбор. Он дал мне способность проецировать свои удачи и неудачи на себя, а не винить в них других. Некоторые вещи воспринимаю как данность, некоторые как заданность. Ты определяешь, в чем ты беспомощен, а где можешь добиться результата. Не сожалею, что у меня был такой опыт. Благодаря этому я помогаю другим, мотивирую их.
— Про опыт вы говорите так абстрактно. Вы подразумеваете, что в определенный период жизни были зависимым человеком и с помощью этого опыта помогаете другим?— Да, все правильно. Чтобы понять, что это проблема и болезнь, понадобилось много лет. Если разберем по стадиям, мы поймем, как эта болезнь протекает. Первая стадия разового потребления — ты попадаешь в иллюзию, чувствуешь себя принятым, подпитываешь свое эго и рассматриваешь эту среду как возможность самореализации. Но в то же время у тебя вытесняются из головы ответственность и воля. Идет сплошная рационализация, ты ищешь себе отговорки и оправдания, даешь себе моральное право на те или иные действия. Потом проходит время, сталкиваешься с проблемами, перестаешь общаться с друзьями и родными. Сам по себе катишься, не зная, к чему это приведет. Все эти восемь лет, пока это продолжалось, я всегда искал выход. Классический выход — медикаментозное вмешательство — не работает. Потом мне довелось услышать о реабилитации. Прошел через это, и по сей день я являюсь выздоравливающим зависимым. Уже более четырех лет у меня нет первого употребления.
— Можете вспомнить самый неприятный период, который был у вас за эти восемь лет?— Это было уже под конец. По прибытии в Москву я жил в центре города — догорая квартира, деньги, друзья, общение, возможности и перспективы. Перспективы в плане материальной составляющей. Моя коммуникабельность помогала адаптироваться в разной среде, в разном обществе контактировать с разными людьми. Все гладко шло до поры до времени, пока моя безответственность и своеволие не стали разрушать мои отношения с людьми. В конце я оказался в коммунарке за Теплым Станом, где никого из друзей нет. Просыпался каждое утро, употреблял, считал, когда пройдет день, и опять засыпал. Посещали плохие мысли, но хвала всевышнему. Я в очередной раз убедился, насколько он милосерден. За эти годы я ни разу не сел в тюрьму, не попал в больницу. Вернулся домой здоровым, хотя и не совсем. 70 кг на мой каркас — слишком мало. Когда я гоняю на 77 кг, выгляжу как Кощей Бессмертный. Тогда я вернулся и весил 70 кг. Естественно, я тогда нанес людям эмоциональный и духовный ущерб. Сейчас пытаюсь возмещать этот ущерб, кого вспоминаю, с кем созваниваюсь и встречаюсь. Помню, когда узнал про реабилитацию, спросил: «Это работает?» Мне сказали: «Да». И я сразу ответил: «Все, лечу!» Я нашел деньги на билет таким же способом, как находил их на вещества. Прилетел и даже домой не зашел — сумку оставил у друга и пошел на реабилитацию.
— Насколько серьезно вы были зависимы тогда?— Последние четыре года принимал очень тяжелые препараты. Думаю, называть их не имеет смысла. Препараты не из легких. Когда делаю физические нагрузки, до сих пор чувствую в мышцах и в костях какой-то дискомфорт. Оно долго выводится, все равно что-то где-то остается. Хвала всевышнему, сегодня со здоровьем все нормально, и вес могу скидывать, и конкурировать с подобной мне оппозицией, с новичками.
— Насколько известно, сейчас вы — практикующий психолог. Это подразумевает, что некий период жизни вы обучались этому. Как поняли, что это именно то, чем вы хотите заниматься?— До моего поступления в реабилитацию у меня не было образования. Я учился в политехническом колледже. В детстве я учился хорошо, был хорошистом. Окончил девять классов, поступил в колледж, где начал дурачиться и баловаться, после первого курса оставил колледж и ушел, а дальше случилось то, о чем мы говорили. У меня не было профессии и высшего образования. После реабилитации мне понравилось все это: самоанализ, как человек может размышлять, подвести себя к новым взглядам, как у него проходит перелом сознания. Мне захотелось это делать более профессионально, а не от себя в навязчивой форме. У меня достаточно было времени. Когда я вышел после реабилитации, я не знал, чем заниматься. Мне сразу предложили работу в охране: «Мы тебе деньги, машину» и так далее. Но я сказал: «Я там везде был и ничего хорошего там не нашел. Я откажусь». Начал волонтерить, литературу читать, потом появилась работа консультантом по химической зависимости в одном центре. Накопив денег, первый раз поехал в Питер на учебу. Отучился, вернулся и начал практиковать полученные знания. Потом поехал в Москву и поступил в Школу прогрессивной психологии Молодцова. Окончив эту школу, получил диплом. Скоро будет год, как я открыл Реабилитационный центр, собрал свою команду специалистов. Так и работаем.
— А как вы зарабатывали, когда у вас был непростой период?— Мне тяжело давалась работа, я не задерживался нигде. Когда пытался работать охранником, все время сталкивался с конфликтными ситуациями. Куда бы я ни пошел, везде все было деструктивно и хаотично. Понятно, в чем была причина. Из-за этого не получалось нормально работать. Как я зарабатывал тогда? Меня друзья поддерживали. У одного цветочный магазин был в Москве, у другого тоже бизнес. Ездил и помогал им. Короче, получал деньги просто за то, что хороший парень.
— Люди, работающие психологом, всегда находятся под атакой чужих проблем. Вдобавок к своим трудностям они принимают трудности чужого человека. Насколько для вас это тяжело?— Когда клиент приходит с проблемой и заявляет о ней, здесь очень важно не сливаться с ним. Допустим, я специалист, а вы клиент, вы заявляете о каких-то проблемах, я оказываю вам поддержку, сочувствие, оно происходит искренне, но в то же время я понимаю, что это ваша проблема и ваша ответственность. У меня есть свой ограниченный ресурс, который я могу выделить вам для оказания помощи, я не беру ответственность за вашу проблему, не даю советы. Мы работаем с вами и подводим вас к осознанности и находим для вас выбор, который может дать положительный результат.
— В вашей практике были клиенты, услышав истории которых вам становилось не по себе?— Я бы не сказал. Знаю ребят, которые грабили своих родителей, знаю того, кто своих родителей убивал, знаю тех, кого в детстве насиловали. Но все эти вещи не шокировали меня. Я понимаю, что все это реально. Почему, если я вижу это по телевизору, я не могу увидеть это в жизни? Были моменты, когда мне становилось жутко, страшно и тревожно, но чтобы «вау, ничего себе», такого не припомню. Приходит как-то ко мне парень и рассказывает, что его мать изменяет отцу, или как супруга ему изменяет, или как его в детстве насиловали. И если бы не мой профессиональный навык, эти истории были бы сложны для восприятия моей психики.
— Когда вы вернулись к нормальной жизни после реабилитации, как скоро к вам вернулись друзья, знакомые по залу Абдулманапа? — Спустя полгода. Первые полгода были очень тихие. Помню, как вышел после реабилитации, а у меня ничего нет, кроме порванных кроссовок и толстовки на два-три размера больше, в которой я всю зиму и весну проходил: ни денег, ни одежды, ничего. Мне материальное было неинтересно, я просто радовался, что изо дня в день остаюсь трезвым. Я копил положительную энергию, убеждая себя, что все будет хорошо, что у меня есть духовные принципы и ценности, которых я буду придерживаться, и добьюсь успеха. Первые полгода, где бы я ни находился, я молчал, слушал и анализировал. Я старался развить в себе новые навыки. Стояла задача ничего никому не доказывать. Ходили разговоры, что я ничего не делаю, некоторые спрашивали, живой ли я. Некоторые друзья, с кем я не общался лет 5, думали, что я умер.
— А при каких обстоятельствах Хабиб предложил вам выступить? Как он узнал, что с вами все нормально?— Когда вернулся в зал, начали возиться, работать, я сказал Хабибу в шутку: «А представь, какую историю можно написать: бывший зависимый дерется и выступает, как в фильмах!» А он подхватил тему и говорит: «Так давай». Я тогда отбросил эту мысль. На тот момент я испытал страх, что не получится. Когда у меня появляются подобные мысли, я объясняю себе, что то, с чем я сталкиваюсь впервые, с этим уже кто-то сталкивался, и его восприятие было таким же, и он справился с этим, значит, здесь нет ничего невозможного. Поехал, подрался, понравилось. Решил, что периодически буду выступать, испытывать себя. Но основная моя деятельность — работа в Центре, после выступления займусь ею. В этом году хочу три раза выступить.
— Как вы попали в зал к Хабибу после реабилитации? С вами кто-то контактировал?— Мы в одном районе живем. С детства были знакомы, общались. Не было тесного контакта, потому что я выпал после ухода из зала, был очень далек от них. Когда я реабилитировался и вышел, об этом узнал Хабиб, он рассказал многим друзьям и знакомым, помог им реабилитироваться. Где-то в интернете есть ролик, где он обращается к зависимым ребятам и говорит, чтобы они выздоравливали. Благодарю его, что он вовлекся в этот процесс и помог ребятам реабилитироваться.
Как я попал в зал? Пришел туда как обычно, спустя 10 лет. У меня там брат тренируется, Тагир Уланбеков, общаюсь с Умаром Нурмагомедовым. Есть ребята, с которыми очень теплые братские отношения, хотя у нас внутри коллектива у всех дружеские братские отношения.
— Вспомните самую запоминающуюся реакцию на ваше возвращение в зал.— Помню, как Абдулманап Магомедович заметил меня, подозвал к себе, смотрит в глаза и говорит: «Думаешь, если полгода ничего не делал, я тебе поверю?» В этом плане он очень строгий был мужик. Трезвый образ жизни для меня был успехом и достижением, хотя в обществе это норма. Он мне так и сказал: «Тебе нужно будет много усилий приложить, чтобы это все закрепилось». С того момента я поменял себе напарника по спаррингам, выбрал сильнее, и подумал: «Лучше пусть буду проигрывать сильному сопернику и расти, чем буду валять слабого и демонстрировать якобы свою форму».
— Есть ли у вас серьезные цели в ММА? Или для вас это больше увлечение и попытка удовлетворить инстинкты?— Если честно, я для себя еще не решил. Смотрел сегодня на обновленный пояс [чемпиона EFC] и думал: «Что, если поставить себе цель выиграть его к 2022 году?» Мне это вполне под силу, если дисциплинировать себя и уделять этому должное внимание, чуть серьезнее к этому отнестись. Я думаю, да, почему нет. Когда состоялся турнир в Краснодаре, мы сидели после турнира, Шамиль, я, вся команда. Я спросил: «Кто чемпион в 77 кг?» Сказали, что Магомед Умалатов. Говорю: «С ним я вряд ли подерусь. Но, если он уйдет, я стану там чемпионом». Сказал в шуточной форме, а Шамиль [Завуров] тут же говорит: «Ты не станешь. У тебя нет дисциплины, ты этому должного внимания не уделяешь». А Хабиб говорит: «Почему нет? Он может». И начался спор. Я говорю: «Ставьте на меня, я стану чемпионом!» Но пока твердого решения нет. Мне нравится моя работа, я рад, что помогаю людям и сам развиваюсь в этой сфере. План на этот год — выступить три раза.
