Иван Ригини — возможно, самый необычный фигурист в мире. Он родился в Москве, выступал за Италию, жил в Германии. А теперь разрывается между Канадой (там живет его девушка) и остальным миром, где у него очень много дел.
В списке того, что нужно успеть до Нового года: постановка сольного номера с хореографом Майкла Джексона для шоу Art On Ice и запуск собственной линии одежды.
Sport24 вписался в сложный график и расспросил Ивана о том, почему в современном фигурном катании столько хейта и ненависти, как победить Юдзуру Ханю и Нэйтана Чена и что важнее для девушек — компоненты или прыжки. А еще узнал, сколько можно заработать в казино, а сколько не жалко потратить на реализацию собственной мечты.
— У вас интересные корни — расскажите.— Чуть ли не каждый день слышу, что мне не подходит имя Иван, что на Ивана я вообще не похож. На самом деле у меня итальянские, русские и цыганские корни. По маме в роду итальянцы и русские. Папа — чистокровный цыган. При этом цыгане вообще выходцы из Бангладеш. Это только у нас принято считать, что румыны или болгары. А выходит, что индусы. Такой микс получается.
С самого рождения у меня двойное гражданство. Родился в Москве, потом на какое-то время переехал в Италию, пошел в школу снова в Москве. И лет до 18 фактически никуда не выезжал, если не считать соревнования.
— Насколько хорошо вы знаете цыганскую культуру, обычаи?— Знаю немного язык, одно из наречий. В театре «Ромэн» практически все — мои родные люди.
У меня даже есть орден «Честь и достоинство нации». Это что-то вроде высшей государственной награды. Государства в привычном смысле этого слова у нас, конечно, нет, но есть флаг, например, и какие-то знаки отличия.
Но, если честно, я не очень во всем этом разбираюсь. Большую часть моей жизни с самого детства занимало фигурное катание. И я хотел быть успешным именно в нем, поэтому старался не распыляться и не углублялся в культурологию.
По своему отношению к жизни и поведению цыгане и итальянцы чем-то похожи. Но я смогу так жить, когда мне исполнится лет 60, не раньше.
— Как в вашей жизни появилось фигурное катание? В 5-6 лет, когда детей приводят на каток, у мальчиков обычно другие интересы.— Я хотел быть футболистом. Но очень часто болел — слабые голосовые связки. Отчасти поэтому какое-то время находился в Италии. Там с климатом получше. А мама когда-то сама занималась фигурным катанием, пока не получила травму. Сама она со спортом завязала, но знала, что тренировки на льду помогают укрепить здоровье, и привела меня на каток. Я начал заниматься, втянулся, со временем заметили, что реально стал меньше болеть. И пошло-поехало.
— Фигурное катание в 90-х — это дорого? Вице-чемпионка мира — 2019 среди юниоров Лиза Худайбердиева рассказывала, что в ее карьеру родители уже вложили порядка 20 млн рублей.— Точных цифр я сейчас не вспомню. Первые пару лет, пока не показывал серьезных результатов, мы оплачивали тренировки с Мариной Григорьевной Кудрявцевой сами. Она тогда не стояла на ставке и официально в клубе не числилась. Когда я попал в сборную, часть расходов перенеслась на клуб. Я много занимался дополнительно: подкатки, хореография. У меня была очень насыщенная жизнь в плане развития.
До определенного момента в семье было все нормально с деньгами, и родители вкладывали столько, сколько нужно. Без вопросов. Конечно, было дорого. Но мне кажется, что сейчас родители вкладывают в своих детей еще больше.
***
— Почему вы решили выступать за Италию? Понимаю девочек, которые сейчас меняют спортивное гражданство — для многих это единственный шанс выступать на высоком уровне. Но в мужском катании после Плющенко и Ягудина фактически не было серьезной конкуренции. Вы могли бы занять эту нишу. — Сильные мальчики у нас были всегда. И внутренняя конкуренция тоже была. На юниорских стартах я сначала болтался где-то в районе 16-го места, а потом два сезона подряд становился первым с запасом в 30 баллов от второго места. На чемпионате мира первый раз занял 7-е место, а потом травмировался.
С этой травмой долго не могли разобраться. У меня был продольный перелом, и я фактически весь сезон проехал на сломанной кости. При этом сначала даже не ту ногу смотрели. Говорили, что я все придумываю. Когда конек сжимал ногу, кость фиксировалась и становилось не так больно. Ходить в кроссовках было больнее. Когда перелом все же обнаружили, сказали, что нужна операция, должны были вставить спицу, потом решили, что можно обойтись без нее, но кость в итоге все равно продырявили.
Восстановление было очень долгим. Изначально планировали, что я пропущу месяца три, а у меня ушел почти год. Вышел на лед, целый месяц прокатался, а, кроме елочки, ничего толком делать не мог. У тренеров пропал интерес. Меня стали потихоньку сливать, скажем так. Я пошел в тур к Илье Авербуху и параллельно пытался решить, что мне вообще делать дальше? Конечно, хотел кататься, выступать на соревнованиях, понимал, что еще могу что-то сделать в спорте. Мама предложила кататься за Италию.
Я провел несколько прекрасных лет, выступая за итальянскую сборную. И, кстати, до сих пор официально карьеру не закончил. Может, еще покатаюсь.
— В Италии мужское фигурное катание сейчас ассоциируется с Маттео Риццо, и у него, например, есть бронза Евро. Как они пришли к такому результату буквально из ничего?— Почему из ничего? Да, в последние годы у мужчин на главные роли вышли спортсмены из Азии, но в Европе всегда была хорошая школа. Отец и тренер Маттео Вальтер работал помощником у Николая Морозова. Они вообще не стесняются учиться. Маттео постоянно ездит на стажировки. Пару лет назад стажировался в группе Рукавицына, этим летом ездил в Канаду к Брайану Орсеру. Люди двигаются, растут, отсюда и результат. Все логично.
— Вы говорили, что итальянская федерация вас поддержала, но при этом в какой-то момент уехали тренироваться в Германию. Знаю, что были проблемы с финансированием. — Да, почти три года провел в Оберстдорфе. Но здесь нет никакого подвоха, просто в то время тренировался у Михаэля Хута и жил рядом с ним.
Оберстдорф — это деревушка с населением 10 тысяч человек. Кроме катка, там нет ничего. Первый год было очень непривычно.
С деньгами, правда, было непросто. Федерация могла месяцами не выплачивать Михаэлю зарплату. Мне нужно было делать это самому. Тренировался где-то по 8 часов в день, первый приходил на каток, последний уходил с катка, а все остальное время проводил на работе. При этом зарабатывать на подкатках я не мог — в Германии свои правила, и с этим все очень строго. Работал барменом, консультантом в магазине одежды. С одеждой получалось не очень — почти не знал немецкий и не мог нормально общаться с покупателями.
Потом открыл для себя, что Оберстдорф находится на самой границе с Австрией, буквально 10 минут езды. А там есть небольшое казино. Ездили туда с другом играть в покер. Там всегда одни и те же люди были. Зарабатывал в баре чаевые, ехал в Австрию, играл на эти деньги и так оплачивал тренировки.
— Играя в покер?— Ну да. Я покерные комбинации узнал раньше, чем в школу пошел. Наверное, можно сказать, что какой-то азарт во мне заложен с детства. Ездили с родителями на отдых, они ходили кататься на лыжах, а я ждал в гостинице. Там были автоматы, выпросил денег. Мне дали 10 или 20 евро, точно не помню, но помню, что выиграл 80.
Потом — покер. Молодые были, интересно было, играли онлайн, и постепенно все это перетекло в более профессиональную историю. Года три очень плотно занимался. Конечно, что-то проигрывал, но больше выигрывал. Стабильно зарабатывал так 1 700 — 1 800 евро в месяц. И мог спокойно покрыть все свои расходы.
Если проигрывал, то уже больше не играл, хотя иногда азарт все же был сильнее. К счастью, в таких случаях как раз почти всегда отыгрывался.
— Самый большой выигрыш?— Это был онлайн-турнир. Выиграл $3 500. Ставки серьезнее просто не делал. Очень хотел сыграть турнир в Сочи, но времени пока нет. Еще есть, как говорят, мечта идиота — отобраться на турнир в Вегасе. С другой стороны, почему бы и нет?
— А максимальный проигрыш?— То ли $350, то ли $400. Это я играл так, даже не в покер, просто сливал деньги. Обычно так не делаю. В казино стараюсь не играть ни во что, кроме покера. Мне нравится, что здесь не все зависит от удачи. Чистая математика. Еще нужно чувствовать энергетику людей, которые сидят с тобой за одним столом, читать их изнутри, как детективы, которые пытаются узнать, врет человек или нет, по мимике.
Покер вообще очень важная часть моей жизни. Он учит контролировать эмоции. Прямая противоположность тому, что происходит на льду, когда ты выходишь и должен сразу себя показать, часто делаешь все на адреналине. За столом, наоборот, надо держать все в себе, даже если очень хочется орать.
Это реально помогало мне в спорте. Стал намного спокойнее относиться ко многим ситуациям. В мой лучший сезон на чемпионате мира в Бостоне вышел на разминку, уже буквально перед прокатом, мне кинули пакет под ноги, упал, ударился головой, у меня вылетело плечо, на следующий день даже не мог тренироваться. Но тогда, именно перед прокатом, умудрился себя успокоить. И при этом откатал чисто.
— Оценивая свою карьеру фигуриста, что бы изменили сейчас? — У меня было много травм. В этом есть и моя вина. В какой-то момент я был слишком зациклен на тренировках, поэтому травмы и случались. Надо было иногда отпускать себя. А я, наоборот, когда что-то болело, не давал себе покоя и усугублял состояние. Но я ни о чем не жалею. Даже травмы, которые у меня были, всегда приводили меня к тому, что я становился только лучше.
— Вы реально могли принять участие минимум в двух Олимпиадах. Но всякий раз что-то мешало. Как не загнаться по этому поводу?— Жизнь ни в коем случае не останавливается. Я, может, еще и покатаюсь на Олимпиаде. Я раньше бежал за этим. А теперь понимаю: счастье не цель, это процесс. Я люблю кататься и выступать на публике. Это делает меня счастливым. Счастье — люди, которые тебя окружают, и свобода делать то, что ты любишь. У меня не 150 лет жизни. И я хочу прожить то, что мне дано, так, как мне хочется.
***
— Теперь вы занимаетесь постановками. С кем работали в последнее время? — Да, мне интересно ставить программы. Правда, в этом году ставил чуть меньше, чем раньше. Думаю, что буду больше заниматься этим, когда где-то осяду. Сейчас как раз пытаюсь понять, где бы я хотел жить.
Работали с Соней Самодуровой. Но, думаю, ни для кого не секрет, что программу они в итоге поменяли. Не хочу себя нахваливать, но мне кажется, что у нас получилась крутая программа, с какими-то танцевальными моментами, со сложными заходами. Я сейчас в целом немного по-другому смотрю на постановки. Стараюсь ставить все без подсечек, с интересными движениями, создавать цельный образ. Это видно и по моим показательным. Их все чаще отмечают. Раньше они были просто веселыми и зажигательными, а сейчас добавилась сложность. Это дает результат. В том же ЦСКА, например, ставлю программы юниорам. Они достаточно хорошо выступают. С грузинской федерацией работаем. Есть движение вперед, развитие.
А в Питере вообще все непросто с постановками. Ни в коем случае не хочу никого обидеть, но мне кажется, что там сильно отстают и по выбору музыки, и по какому-то креативу. И это не только мое мнение. Они все время придерживаются своей истории, когда ставят программы у разных хореографов, а потом полностью перерабатывают все под свой стиль. Это только отталкивает постановщиков.
У них всегда есть сильные спортсмены. Когда они, наконец, переосмыслят свой подход к постановкам, тогда к ним будут серьезнее относиться. И не будет причин жаловаться на вторую оценку. Им просто нужно чуть шире смотреть на хореографию.
Тот же Миша Коляда. Он мой хороший друг. Не понимаю, как такому светлому мальчику можно было навязывать образ тореодора? Человек должен чувствовать то, что катает. Образ должен как-то соответствовать его органике. Нельзя выбирать музыку, только потому что с ней удобнее прыгнуть четверной в определенном месте.
— Сколько стоит постановка? Есть какие-то средние цены?— Мне кажется, средней цены нет. У меня, например, в Москве были такие знакомые, которые не знали, как поставить дорожку, хотя за час работы на льду брали 5 500 рублей. У меня на тот момент был ценник 3 500.
Есть постановщики, которые ставят за $20 тыс., а есть и за 20 тысяч рублей. Я ставлю цену в диапазоне от 1 000 до 2 000 евро. Но беру в долларах.
— Кого из постановщиков вы считаете лучшими в своем деле? Ваш личный топ-3. — С Рафаэлем Арутюняном работает Надежда Канаева. Ставит Нэйтану Чену. Плюс Ше-Линн Бурн. Очень крутая команда.
У Стефана Ламбьеля полно хороших идей и задумок. Но мне пока больше нравится смотреть, как он сам катается, а не на кого-то другого в его воплощении.
Из тех, с кем я работал, назову Джеффри Баттла. Было очень интересно. И вообще канадская школа — крутая.
— Знаю, что вы еще работали с хореографом Майкла Джексона Шоном Чизменом. На каком этапе это было?— Когда поставил спортивную карьеру на паузу, практически сразу же попал в шоу Art On Ice (одно из самых престижных и дорогих шоу в современном фигурном катании. — Sport24). Шон — один из наших хореографов-постановщиков.
В Art On Ice все так устроено, что к каждой премьере мы учим по 9-10 танцев, которые потом переносим на лед. Они очень сложные. Для меня это какой-то новый мир, новое чувство ритма, понимание музыки. Как раз только вернулся из Лос-Анджелеса, где мы с Шоном работали над моим соло под музыку в исполнении Алоэ Блэка. Это хедлайнер шоу, которое будет в феврале. Очень популярный на Западе певец. Плюс учили другие танцы. Шона, к сожалению, в Швейцарии с нами не будет — у него шоу «Принц Египта» в Лондоне, и мы с моим другом будем помогать другим фигуристам выучить его хореографию.
— Что такое Art On Ice одним словом?— Это семья. По-другому вообще никак не описать. Даже обидно, что шоу так быстро проходит — всего 10-11 показов в Цюрихе. В этот раз выступим еще на открытии чемпионата мира в Монреале и затем полетим в Тайвань, там будет еще 6-7 шоу. Но и этого, на самом деле, мало. Спросите любого участника — он легко согласится отправиться в большой тур, хоть на три месяца, хоть на полгода.
— Art On Ice для вас еще и очень личная история. Именно во время подготовки к шоу вы познакомились со своей девушкой. Расскажите про нее. — Мою девушку зовут Малисса Кей Ли, для близких — просто Кей Кей. Она родом из Торонто. Мама у нее филиппинка, отец — китаец. Интересная смесь, огненная очень.
Она профессиональный акробат и танцор, выступала на соревнованиях, выигрывала чемпионат мира в своей возрастной категории. Когда спортивная карьера закончилась, начала выступать в шоу, есть большие актерские и акробатические проекты. Помогает мне с постановками. Фигурное катание стало частью ее жизни, танцы — частью моей. Мы даже проходили кастинг в «Танцы» на ТНТ, но они не захотели заморачиваться с рабочей визой, хотя сделали красивую историю.
— Отношения на расстоянии — это сложно для вас?— Да, боремся с расстоянием все время. Я в том числе поэтому хочу уже где-то осесть. Конечно, поближе к Кей Кей. Может быть, в той же Канаде или хотя бы в Америке. Сейчас как раз начинаю заниматься рабочей визой. Есть итальянский паспорт, проблем быть не должно.
В будущем я хочу построить большую, красивую бизнес-империю, со своими друзьями и близкими, вроде Black Star. И даже круче. И, конечно, мне хочется, чтобы Кей Кей была рядом, чтобы я всегда мог ей помочь, а она — мне. Она мой лучший друг. Мы как единое целое. Любые проблемы и неприятности — просто ничто, когда она рядом.
***
— Собственный бренд одежды — часть вашей будущей империи? И почему вдруг одежда? — Безусловно. Я всегда был на стиле, хорошо одевался. Мама с самого детства за этим очень внимательно следила. И вот как-то на соревнованиях разговорились с другом, тоже фигуристом, и он спросил: «Вань, а дальше-то что делать, какие у тебя вообще планы?» А я понял, что мне особо и ответить нечего. Тренировать с восьми утра до восьми вечера точно не смогу. Это не мое — мне надо постоянно быть в движении. И я ему просто наобум сказал, что можно делать одежду. Придумал логотип и название — IMAN. Это было четыре года назад. Почти год ушел только на оформление патента и других документов.
— На каком этапе все сейчас? — У нас готов сайт. Основные продажи будут в интернете, хотя что-то можно будет примерить в одном из московских шоурумов.
Готовы несколько съемок. Одну делали в Канаде, Кей Кей как раз очень помогла. В другой поучаствовали Татьяна Волосожар, Максим Траньков и их дочка Анжелика. Для нее отдельно выпустил маленькую кофточку. Они, можно сказать, первые амбассадоры бренда.
Думаю, в конце декабря — начале января мы уже запустим в продажу первую капсульную коллекцию. Это люкс. Но вся одежда подвижная, практичная, в общем, для жизни. Она очень качественная, поэтому дорогая. Само производство в Москве, хотя мы пробовали разные варианты, рассматривали Италию и Португалию. Лекала — итальянские. Пока идем по лимитным коллекциям, потому что я все делал сам, была только одна помощница. В первой — спортивные костюмы и футболки, с авторскими принтами и кастомизированной фурнитурой.
Понимаю, что, когда коллекция выйдет, многие скажут, что я загнул ценник, но мне без разницы, потому что я знаю, как я к этому шел.
— Что успели понять о fashion-индустрии за эти четыре года? — Это очень сложный, но интересный мир. Я был настолько вовлечен в процесс, что нюхал ткань, например. Мог пощупать человека, если мне нравилось то, во что он был одет. Люди, наверное, думали, что я какой-то ненормальный. А мне все равно, потому что параллельно я приобретаю кучу новых скиллов и знаний. Мы, например, профукали практически полгода, потому что меня развели с лекалами и мерками. Временами доходило до того, что я обещал приехать с битой и так решать все вопросы. Не понимаю, почему должна быть грубость, но, видимо, с некоторыми людьми только так что-то может сдвинуться с мертвой точки. И это тоже часть fashion-индустрии.
Теперь, похоже, придется часто посещать всякие тусовки. С другой стороны, у меня будет больше возможностей познакомиться с какими-то интересными людьми — артистами, певцами, футболистами. И мне это нравится. Я, например, знаком с Хью Джекманом. Он приезжал в Оберстдорф снимать фильм. И fashion даст мне шанс подтянуться к таким людям еще ближе.
— Сколько стоит запуск собственной линии одежды?— Думаю, что за четыре года потратил в районе 5 миллионов, со всеми потерями и с тем, к чему мы пришли к запуску. Все деньги — мои, никаких инвесторов не привлекал. Я человек, который готов поставить на карту все.
***
— Вы производите впечатление очень позитивного человека. Немного удивительно, что такое отношение к жизни удалось пронести через фигурное катание. А это достаточно токсичная среда. — Я всегда держался нейтрально, кроме того, я очень хорошо чувствую энергетику людей. И я много работал над тем, чтобы не обращать внимания на всякие негативные проявления, порой откровенное скотство. Научился от этого отстраняться. Если я чувствую какой-то негатив от человека, просто не общаюсь с ним.
Когда искал инвестора, встречался с такими людьми, про которых обычно думаешь: где я, а где они. Но разворачивался и уходил, если чувствовал какую-то неправильную энергетику, даже не общался, хотя, возможно, это сильно облегчило бы старт бизнеса.
— А весь этот бесконечный фанатский хейт — иногда страшно читать комментарии под фотографиями фигуристов. Думали когда-нибудь, откуда все это?— Давайте будем откровенны — что делают сейчас люди, где зарабатывают? В интернете, все деньги сейчас там. И их зарабатывают блогеры, интерпренеры. Это краткосрочная работа. Надоест один — через месяц появится другой. Самый простой способ вылезти наружу — хайпануть, особенно если ты ничего не умеешь делать и не хочешь учиться.
Кроме того, люди — энергетические вампиры. Они умудряются высасывать энергию даже таким способом, через тексты, комментарии. И это касается не только фигуристов, но и других успешных людей, певцов, актеров. Такое ощущение, что все эти комментаторы просто наслаждаются, когда видят, что другим плохо.
Многие не понимают — каково это совладать с таким стрессом, который испытывают спортсмены на соревнованиях под постоянным давлением. Можно реально сойти с ума. Но, к сожалению, такое время, такое поколение. Все очень смелые в интернете, а вы выйдете и скажите мне все, что пишете в сети, в лицо.
Хейтеры всегда есть, были и будут. Я их не слушаю, мне на это все равно. Это тоже своего рода оценка, ее надо принимать с достоинством, с шуткой даже. В конце концов, если тебе завидуют, значит, ты все правильно делаешь.
— Сейчас будет вопрос, после которого хейтят больше всего: зреложенское катание или четверные прыжки?— У меня встречный вопрос: а кто больше понравится? Я задам его любому. Кто не понимает фигурное катание, скажет, что нравятся прыжки. Прыжки — это эффектно. Но фигурное катание — это не только прыжки. Должно быть красивое катание. Сейчас работают над тем, чтобы подтянуть вторую оценку, потому что техника взлетела очень высоко. Я считаю, что это правильно. Нужен баланс. Если растет техника, должно также расти катание, шаги, представление программы и так далее.
— В этом сезоне все выигрывали и, скорее всего, продолжат выигрывать Трусова, Щербакова и Косторная. Кто из них вам ближе и почему?— Я Трусову и Щербакову знаю лично. Мы катались вместе на шоу. Прикольные девчонки. С Косторной лично не знакомы. Мне Алена очень нравится по уровню катания, конечно. Нечего сказать. И мне очень нравится Аня Щербакова. И по катанию, и как она в принципе выглядит. Мне кажется, такой и должна быть современная фигуристка. У нее очень цельный образ. И из них троих на первое место я бы поставил именно Аню. Потом — Алена и Саша.
— Что делать взрослым фигуристкам?— Так есть и взрослые фигуристки, которые могут многое. Та же Лиза Туктамышева. Она родилась в эпоху до четверных, но выучила тулуп. Женя Медведева говорила, что учит сальхов.
— А вы верите в ее четверной?— А я, если честно, не знаю, нужен ли он ей вообще? Она так борется с собой! Через очень многое проходит сейчас. Люди даже близко не представляют, что она чувствует. Если вы называете себя фанатами, оставайтесь ими, не становитесь уродами. Должна быть какая-то человечность.
Я ей только желаю, чтобы у нее все получилось. И нафиг он вообще ей нужен, этот четверной. И нам, настоящим ценителям фигурного катания, он тоже не нужен для того, чтобы получить удовольствие от ее выступлений.
— В современном мужском катании есть две абсолютные величины — Юдзуру Ханю и Нэйтан Чен. Кто-то из русских парней мог бы к ним приблизиться? — По технике — Саша Самарин. Дима Алиев четверной лутц прыгает. У нас молодые ребята подрастают. И катаются неплохо.
Помимо крутой техники и того, что они уникумы, у Нэйтана и Юдзу есть какая-то искра. Они развили себя как фигуристы. Нэйтан Чен каких-то три года назад тоже фактически просто ездил из угла в угол. А сейчас он — лучший. Потому что человек работал над собой. И ведь тоже через многое прошел. Сломал бедро на показательных в Америке, когда еще должен был ехать на мир третьим номером. Ему говорили, что он больше никогда не будет кататься, а человек вышел через год и запрыгал все четверные каким-то образом. В нашей жизни все возможно — было бы желание.
Я сейчас не соревнуюсь, но держу форму, работаю над элементами, столько четверных, сколько делаю сейчас, не делал в тренировочном процессе. Все зависит только от тебя, от твоего движения, от твоего стремления. Если ты опускаешь руки, ты ничего не достигнешь.
Подпишитесь на канал Sport24 в Яндекс.Дзене
