В 2009-м Анастасия Галустян соревновалась с Еленой Радионовой и была чемпионкой Москвы по юниорам. Через год заняла четвертое место на первенстве России, потом немного улучшила свой результат, но решила сменить спортивное гражданство.
Насте предложили выступать за Армению. Она стала первой армянской фигуристкой на взрослых этапах Гран-при. Дебют состоялся в ноябре 2016-го в Москве. Главная цель прямо сейчас — Олимпийские игры. Честный рассказ о том, что нужно пережить на пути к мечте — на Sport24.
— Почти год назад в программе «Фигурка» на ютуб-канале Sport24 ты рассказывала, что часто приходится тренироваться во время массовых катаний и вообще есть проблемы со льдом. За это время что-нибудь изменилось в лучшую сторону?— Нет. Я продолжаю тренироваться в прежнем режиме: либо во время массовых катаний, либо на базе спортивного клуба моих родителей — «Кристалл» на арене «Локомотив». Там в основном катаются дети до 14-ти лет. Трудно заниматься на одном льду с малышами, но я и этому безумно рада.
У массовых катаний свои особенности: если на льду слишком много людей, хорошая тренировка вряд ли получится. Стараюсь выбирать такое время, когда нормальные люди уже не катаются — ближе к ночи. Арендовать в Москве хороший каток стандартного размера для себя одной — просто непозволительная роскошь.
— Фигурное катание — вообще дорогое удовольствие. Знаю, что прошлое лето ты провела на шоу в Англии, как раз чтобы заработать на сезон. Расскажи, что это было за шоу и как ты в него попала? — У меня был такой, переходный, период, когда не знала, продолжаю в спорте или заканчиваю, но очень хотела кататься, поэтому искала какое-нибудь шоу. Летом выбор в этом смысле ограничен. У папы есть друг, который рассказал про «Hot Ice». Это был мой первый зарубежный контракт. Подписывала, даже не глядя. Уже на месте поняла, что это не совсем то, что я искала. Организаторы делали fashion-шоу, спорта там было совсем немного. Акцент — на макияж и костюмы. За 2 часа мы меняли где-то 10 костюмов и образов.
Мне кажется, некоторые мои коллеги по шоу не всегда понимали, для чего я еще исполняю прыжки. Они жили в более расслабленном режиме: тренировка, два шоу, остальное время — полная свобода. Почти все уже закончили карьеру, и им такой ритм очень подходил. А у меня было ощущение потерянного времени, хотелось максимально наполнить его тренировками. Я привыкла приходить домой и падать от усталости, а не придумывать, чем бы себя занять.
Уже в Англии я поняла, что не готова завязывать со спортом. Большую часть времени проводила на льду. Наш каток был нестандартным, слишком маленьким. Подходящий нашла только в соседнем городе. Договорилась, что меня будут туда возить. Вставала в 5 утра, в 6 уже была на льду, а в 10 возвращалась обратно: разминка, макияж, прическа — и первое шоу. Через несколько часов — еще одно. В перерыве уходила домой поспать. Было тяжело. И, конечно, я могла бы всего этого не делать, но я чувствовала, что у меня еще есть силы, чтобы соревноваться. Я хочу кататься до последнего, пока буду дышать. А, значит, должна хорошо тренироваться.
— В итоге получилось заработать? — Я не трачу на себя много денег. Не могу себе представить, что выйду сейчас после интервью на Никольскую и куплю себе платье тысяч за 300. Все, что было заработано в Англии, ушло на подготовку к сезону и на сам сезон. Сшила два костюма, поставила две программы, купила коньки, лезвия и оставила еще что-то на карманные расходы.
Я там не шиковала, никуда не ездила, даже в Лондон. Апартаменты предоставляли организаторы шоу. У них есть два-три дома, которые ежегодно занимают фигуристы. Очень удобно, ничего снимать не надо.
Мне сразу же предложили новый контракт, много звонили и писали потом. Но я сразу решила, что туда не вернусь. Если шоу, то в Москве. Здесь совершенно другой уровень. И, что важно, весь упор именно на фигурное катание.
— Это межсезонье получилось еще тяжелее прошлого. Как приходишь в себя после карантина?— Очень рада, что снова могу выходить на лед. Перерыв получился огромным — не каталась с марта по июль. Очень сложно психологически. Сидишь дома и накручиваешь себя: боишься вырасти или прибавить несколько граммов. Понимаешь, что такое раскоординация, и боишься ее.
У меня никогда не было такого большого перерыва в катании. Я в какой-то момент поймала себе на мысли, что не представляю, как мы будем возвращаться, что вообще будет со спортом. Если, не дай бог, случится вторая волна, которую сейчас так активно обсуждают, то можно сказать, что весь год будет потерян.
— Что ты знаешь про свои перспективы в этом сезоне? Где планируешь выступить?— Пока — ничего не знаю. Я катаюсь, восстанавливаю прыжки, ставлю программы. Короткую готовили к чемпионату мира, который в итоге отменили. Выбрали композицию L.O.V.E. Фрэнка Синатры и Натали Коул. В произвольной, скорее всего, будет очень классическая музыка. Балет. У меня еще никогда не было такой программы. Процесс немного затянулся, потому что я в какой-то момент подумала, что хотела бы поставить сама, а в итоге все же замешкалась.
Я уже ставила программы в этом году, причем не просто рисовала макет, но резала музыку, расставляла элементы, даже расписывала их базовую стоимость. Несколько раз пересматривала, что получилось. И вроде бы неплохо, но за себя браться боюсь. Еще год назад не поверила бы, что такое скажу, но в будущем хотела бы стать универсальным тренером, который может и программу поставить, и с техникой разобраться.
— Ты знаешь много таких специалистов?— Нет. Но несколько человек есть. С одним из них мне даже удалось поработать, пусть и совсем немного, перед чемпионатом Европы 2017 года. Я — про Николая Морозова. Он отдается своей работе на 200 процентов, очень творческий человек. Всегда на льду и готов помочь, если что-то не получается. Тонко чувствует спортсменов. Он поставил мне очень удачную короткую программу. А перед чемпионатом мира поставил еще и произвольную на музыку из «Анны Карениной». Было много вариантов. Но, включив музыку уже на льду, Николай увидел во мне страдающую Анну Каренину.
Работа с ним — очень запоминающийся момент в карьере. Я с утра до вечера была в Новогорске. Жить там не могла, потому что это база для спортсменов сборной России, но нам с папой выделили диванчик, на котором мы могли отдыхать между тренировками. Если бы была такая возможность, я бы обязательно поработала с ним еще.
— Давай немного помечтаем: у тебя есть неограниченный бюджет, кого бы ты выбрала в качестве тренера, постановщика и дизайнера для подготовки к сезону?— Прежде всего я бы съездила на все возможные мастер-классы. Есть, например, мастер-классы только по скольжению или только по прыжкам. В регулярном тренировочном процессе этого все равно не хватает. Что касается стажировки у какого-то конкретного тренера, то я мечтаю поработать с Рафаэлем Арутюняном. Он спокойный, говорит по делу, даже в интервью, вселяет уверенность. Из постановщиков очень нравится Ше-Линн Бурн, было бы интересно с Адамом Риппоном. Костюм? Либо от кутюр — как у Саши Степановой от Валентина Юдашкина. Либо — от Лизы Маккинон. Нравится все, что она делает для Мэрайи Белл.
— Фигурное катание не только про блестки и стразы. Сейчас это, наконец, становится очевидно всем. Проблемы, которые были известны только специалистам, придают огласке сами фигуристки. Как относишься к этой тенденции?— Я против этого. У меня тоже много проблем. Но я не понимаю, почему болельщики, например, должны о них знать. Это внутренняя кухня. Конечно, все, о чем рассказывают девочки: и расстройство пищевого поведения, и недовольство собой, и депрессии — все это есть. Активно обсуждается на уровне раздевалок. С одной стороны, это плохо. С другой, на этом сейчас начали акцентировать слишком много внимания. Зачем? Я не понимаю.
— Наверное, потому что в системе нет людей, которые могут и хотят помочь. Ты, например, знаешь, к кому обратиться за помощью в случае чего?— Я в любой ситуации стараюсь полагаться на себя. Тем же психологам, например, я не верю. Если что-то болит, понятно, пойду к врачу, пройду обследование. Но точно не стану рассказывать об этом перед соревнованиями.
Этой весной, когда все еще думали, что чемпионат мира состоится, я попала в больницу прямо за несколько недель до вылета в Канаду. Но не стала ничего рассказывать сразу, потому что потом постоянно читала бы в комментариях, что давлю на жалость.
— А что с тобой случилось? — У меня был выходной. Обычно я подкатываю детишек. Помогаю подготовиться в спортивные группы. Я ехала от одной девочки к другой. И мне стало резко плохо в метро. Вызвала скорую через полицию, потому что сама не могла ходить, потемнело в глазах — и все. Меня привезли в Боткинскую больницу. Несколько дней не могли установить точный диагноз. Потом все же перевели в стационар.
Когда определили в палату, сказали, что я проведу в больнице минимум две-три недели. Я очень расстроилась, пыталась объяснить, что у меня чемпионат мира совсем скоро, что я не могу выпасть из жизни, что у меня подготовка, костюм и так далее. Даже папа не смог привести меня в чувства, хотя говорил очень серьезные вещи, объяснял, что есть реальная угроза для жизни. Я написала расписку, что беру всю ответственность на себя, собрала вещи (а у меня даже коньки были с собой в больнице) и на следующий день была на катке.
Диагноз, естественно, никуда не делся. Просто симптомы прошли. Видимо, тогда случилось весеннее обострение.
— Чемпионат мира в итоге отменили. Получается, все зря?— Это была моя первая мысль, когда я обо всем узнала. Как раз на льду. У меня была тренировка с 23:00 до 24:00. Все вроде бы неплохо идет и вдруг папа говорит: «Ну все — остаемся дома». Обычно он так говорит, когда у меня что-то не получается. Я, конечно, ничего не поняла толком и сразу такая: «Нет-нет, я сейчас все переделаю». А он показывает новость, что ISU решил отменить соревнования. Папа просто пытался преподнести эту новость с юмором — понимал, как сложно мне будет ее принять в той ситуации.
Даже если не вспоминать про больницу, это чемпионат мира был для меня очень важным. Я хотела реабилитироваться за провал на Евро (Анастасия заняла 27-е место. — Sport24). Я была очень хорошо готова, но не показала и половины своих возможностей. Чувствовала себя просто ужасно. Долго приходила в себя после такого старта. Мне было стыдно показываться людям на глаза, стыдно, что я вообще выступала и планирую еще. Я на банкет не пошла, потому что думала, что не заслужила. Если выходила погулять, то это всегда было очень рано — в районе 6 утра, чтобы ни с кем не пересекаться. Несколько раз пересматривала свой прокат.
— Зачем? — Чтобы больше никогда такое не повторять. Ничего не предвещало такого проката. Я была в хорошей форме, уверенно прыгала на тренировках. Но что-то пошло не так, может, была слишком замотивирована. Тем более был хороший сезон: успешный старт в Казахстане, потом я выступала в Чехии, стала третьей, потом впервые в жизни выиграла соревнования в Будапеште. Понимала, что на Европе реально попасть в шестерку сильнейших. И тут такое.
— Это был самый сложный период в карьере? — Один из таких. Самый сложный — перед Пхенчханом. Кажется, до сих пор не переболело.
Несколько раз останавливалась буквально в шаге от Олимпиады. Сначала — на чемпионате мира в Хельсинки. Чтобы квалифицироваться на Игры, нужно было попасть в произвольную программу, быть среди 24-х лучших. Я была 23-ей. Меня уже все поздравили с тем, что еду в Корею, когда появились официальные списки с квалифицировавшимися странами, а в них последняя строчка — двадцать вторая. Я оказалась первой запасной.
Долго не могла успокоиться. Но был еще один шанс отобраться — осенью в Оберстдорфе. Заняла там седьмое место. Этого снова хватило только на то, чтобы быть первой запасной. После возвращения неделю пролежала дома в кровати, просто не могла заставить себя встать. Немного взбодрилась только когда получила приглашение на московский этап Гран-при.
— Поправь меня, если я не права, но складывается впечатление, что фигурное катание доставляет тебе много боли. Ради чего ты терпишь?— Я не могу без этого жить. Все, что у меня есть, так или иначе связано с фигурным катанием. Если я закончу, моя жизнь станет пустой. Это звучит так себе, я понимаю. Но это моя правда. И потом: я все же очень хочу попасть на Олимпийские игры. Это моя главная цель как спортсменки.
Я понимаю, что для современного фигурного катания я уже старая. Многие мои ровесницы уже закончили карьеру, создали семьи и живут совершенно другой жизнью. Но у меня другие планы. И все они связаны с фигурным катанием: сначала должна доехать до Олимпиады, может быть, попробую себя в танцах, потом очень хочу вывести на олимпийский уровень своих спортсменов уже в качестве тренера.
Прямо сейчас продумываю новый формат для мастер-классов. Хочу провести первый уже в сентябре. В основе всего, конечно, ледовые тренировки, достаточно интенсивные. Но планируются и другие специалисты, профессиональный фотограф и подарки для каждого участника. Хочу провести несколько конкурсов, главный приз — индивидуальная тренировка. Сейчас как раз решаю разные организационные вопросы, ищу подходящий каток. Как только все прояснится, выложу подробный пост в инстаграме со всей нужной информацией.
Я не готова к семейной жизни в ближайшие 10-15 лет. И я это говорю абсолютно осознанно. Я не планирую семью. У меня есть родители, есть моя любимая сестра Ангелина, собака.
— Всегда хотела задать этот вопрос: почему у фигуристок обязательно есть собака? Это спасение от одиночества?— Есть такой момент, да. Я давно об этом думала, но меня подтолкнула самоизоляция, потому что я два месяца жила одна. Когда появилась Мишель, я была по-настоящему счастлива. Она очень помогает мне переживать любые неудачи. Карантин проходил тяжело, мысли были самые разные, а тут появилась она, совсем маленькая, росла, развивалась. Мишель — настоящий друг.
У меня нет близких подруг. В дружбу нужно вкладываться, а на это иногда просто не остается сил. К тому же я с детства на катке. Основной круг общения — фигуристки. А я не верю в дружбу там, где есть соперничество. Конечно, мы общаемся в раздевалке, обсуждаем общие темы, прикольчики какие-то. Но это никакая не дружба. В фигурном катании можно дружить, только если выступаешь в разных видах.
Подпишитесь на канал Sport24 в Яндекс.Дзене
